А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Олив замолчала, а Роман Бенедиктович не сказал ничего в ответ; и возможно, повисшее их молчание затронуло что-то в природе, потому что листья на дорожках вдруг проснулись и неуверенно, на ощупь побрели куда-то, спотыкаясь - возможно, в поисках последнего пристанища. Им вослед зашептались висящие пока на ветвях. Темные быстрые стрелы вдруг исчертили зеркало гавани... - Пойдемте скорее, - сказал Роман Бенедиктович. - Это к шквалу. Продолжим беседу под крышей моего дома? - Продолжим, - согласилась Олив. С Аликом они расстались на какой-то чудовищной, черной, грязной, вонючей окраине: за спиной были пустые огороды, полосы серо-желтой жухлой травы и облетевший кустарник, - а впереди громоздились голые многоэтажные домищи с разом засветившимися окнами. Здесь же, справа и слева, за неровными черными заборчиками по пояс, по плечо - стояли неряшливые закопченные дома под дощатыми крышами, и из небеленых кирпичных труб валил угольный чад. Посыпанная гравием дорога была узка и неимоверно грязна. Черные покосившиеся столбы с проволокой наверху стояли вдоль нее. По обе стороны дороги прорыты были канавы, поросшие живой еще крапивой и полынью, частично скрывающей горы мусора и хлама. Глеб на все это взирал уже без прежней дрожи - да и не уборная это на вокзале в Хабаровске, - но недоумение оставалось: почему они живут в такой грязи? Почему не уберут? Ведь сделать это ничего не стоит... Даже зная ответ, он не переставал удивляться. - Вот мы и одни, - сказал Алик серьезно. - Держи вот это. Спрячь и никому не показывай. - Он протянул Глебу сложенный вчетверо листок бумаги. - Прочтешь только, когда будешь в Абакане. И делай все строго так, как там написано. Девочка тебе поможет. По-моему, она вполне с головой. А? - Вполне. И вообще - приятная особа. - Если вернемся, я за ней приударю. Не возражаешь? - Нет, конечно. - Тогда я пошел. Не смотри мне в спину, хорошо? далее